Метро. 2011

Человек из кругов, так сказать, богемных говорит мне: «Московское метро депрессивное. Там нельзя появляться. Это оскорбление тонкого носа и человеческого достоинства». А мне метро нравится. Возможно, нос мой излишне толст и под человеческим достоинством я понимаю несколько иное. Но истинная причина моей метротяги, вероятнее всего, в том, что я – очарованный москвич, взращенный Садовым кольцом, Столешниковым переулком и Воробьевыми горами, не мыслящий себя без метро – без подземного ветра, без холодного вагонного поручня, за который, по легенде, аборигены держатся только нижним хватом, а пришлый люд – только верхним, без отполированных до блеска прикосновением множества рук, дарующих удачу собачьего носа и петушьего гребешка на «Площади Революции», огромных люстр, раскачивающихся над перроном «Киевской»-кольцевой, витражей «Новослободской» и красной яшмы старой «Маяковки»...

Метро меняется. Темнеет от воздуха, выдыхаемого миллионами легких, обзаводится морщинами-трещинами на изразцовых щеках стен, ветшает, утрачивая некогда горделивый блеск мраморных полов, стройность ступеней, и как слабоумное несет в репродукторы на разные голоса совершеннейшую рекламную ахинею.

Я вот подумал, что пройдет время – 50 лет или 150 – и ныне существующие циклопические залы с лепниной, колоннадами, галереями, имперскими мегамозаиками и барельефами героев прошлого – все это потускневшее великолепие исчезнет вовсе... Но пока оно есть. Да, потраченное, но все еще способное вызвать восторг. Правда, красоту и просторы метро все труднее почувствовать и увидеть из-за, говоря казенным слогом, растущего день ото дня пассажиропотока. Метро пропускает через себя всю Московскую агломерацию плюс Россию плюс ближнее зарубежье. И его сказочная красота ускользает, переставая спасать подземный мир.

Василий Шомов
Василий Шомов

Журналист, главный редактор журнала "Аэрофлот Premium", автор романа Presstrip. Родился в Москве в 1960 году, по образованию врач, любит путешествия, песни The Beatles и бульдогов. Интересуется культурной антропологией. Любимое изречение: «Мы помещены в мир, который накладывает на нас обязательства» (Ларс Свендсен).

Странная штука: у нас метро – это транспорт и не транспорт. То есть оно везет, но оно не просто утилита, необходимая мегаполису, как лондонское или токийское. Оно не безликий промежуток времени между входом в его глубины и выходом на поверхность. Оно разнообразно и не надоедает. Оно – жизнь в электрическом свете. И как в верхней жизни, в метро мне что-то созвучно, а что-то вызывает совершеннейший дискомфорт и непонимание. Буквально все здесь – проекция верхнего мира. Поэтому не стану говорить про взрывы – это беда не подземная, а совершенно наземная – и про то, что господин управляющий метрополитеном возомнил себя хозяином подземного царства... Глупец. Властелин этого места – другой.

Каждый день я спускаюсь под землю и уворачиваюсь от тетки («Нет, нет! Спасибо, не надо!»), сующей мне в руки газету «Метро» все с тем же набором скандалов и гнусных новостей, что достают меня на поверхности.

Каждый день я вижу в вагоне одних и тех же чернявых попрошаек-христарадниц, стенающих звонким говорком, с хорошо срежиссированной слезой. Они собирают деньги на операцию ребенку: «с опухолью мозга + капельница стоит 1000 рублей + кто сомневается, могу показать документы». Я не циник, но разные фиктивные «мамы», выходящие на смену с одной и той же заламинированной фотографией ребенка, беспредельно бесстыдны.

Каждый день передо мной по вагону проходят гармонисты и гармонистки, наяривающие на раздолбанной трехрядке «Шербурские зонтики» или «Катюшу» (первое архилирично, второе – архипатриотично), фальшивящие и сбивающиеся в конце на какой-то лезгиночный мотив... По счастью, они не поют, а только музицируют, то есть рвут мехи.

Каждый день я вижу в метро коробейников-скоробейников с огромными клетчатыми сумами. Словно мантру, без запинки они проговаривают что-то зазубренное до мозга костей и предлагают всякую чепуху с демонстрацией («желающие могут ознакомиться»): фонарики, овощерезки, универсальные отвертки, воздушные шары, лупы с подсветкой, загадочную сумку «Клубничка», чудо–ручку, которая пишет в темноте, и еще одну, которая стирает написанное, сборники советских мультфильмов, какой-нибудь суперклей и CD с адресно-телефонной базой всех жителей Москвы...

Почти каждый день я наблюдаю скукожившихся в углу вагона смердящих бомжей – бродяг, заражающих миазмами пространство в диаметре пяти метров. Они черные и страшные... Кстати говоря, метро с его перегоняемым поездами подземным воздухом способно в считанные часы распространить любую инфекцию... И возможно, главному санврачу г-ну Онищенко стоит озаботиться не только тем, чтобы инфернальных клошаров поднять на поверхность, но и ввернуть 2–3 бактерицидные лампы в потолок каждого вагона, дабы обеззараживать их, пока они стоят в депо, и раз в неделю мыть с хлоркой хотя бы полы. В сравнении с масштабами человеческих потерь во время метроэпидемии, не дай бог такая беда стрясется, эти затраты не покажутся излишней роскошью.

Почти каждый день я сталкиваюсь с группой из трех быстрых оленей – молодых людей азиатской внешности в черных курточках и черных джинсах. За один перегон (три минуты) они невероятно лихо успевают засрать-оклеить все стены вагона объявлениями, предлагающими: временную регистрацию, прописку, разрешение на работу, аттестаты, дипломы, санитарные книжки, справки, больничные листы, кассовые чеки, права... Работая стремительно и слаженно, они переговариваются на непонятном языке, но совершенно не понимают, что они делают и даже где находятся, – я интересовался... Москва превращается в огромный остров Лампедуза.

К счастью, значительно реже я натыкаюсь на воров-карманников. Для этого нужно в час пик оказаться в центре («Боровицкая», «Библиотека имени Ленина») и утратить бдительность в вагонной давке-толчее: быть рассеянно-усталым, влюбленным или чуть подшофе... При соблюдении всех этих условий из портфеля с замочками будут ловко вынуты деньги и документы. Дважды на выходе из метро на своей станции «Молодежная» мой добрый телефон сообщал мне, что с моего счета пытаются снять деньги. И только тут я замечал, что крышка на сумке чуть-чуть раскрыта... Бывает очень обидно, но под землей свои законы.

Я никогда не видел в метро независимых художников с баллончиками краски, которые уродуют вагоны и станции, но у меня руки чешутся надрать задницу этим мастерам граффити... Девианты самовыражаются нетвердой рукой, их письмена первобытно убоги, а почерк однозначно говорит о родовой травме, последствия которой останутся с ними на всю жизнь. Возможно, я не слишком в этом разбираюсь и совсем скоро, изобразив какие-нибудь очередные грандиозные пенисы на всех мостах всей страны, эти пачкуны-эксцентрики станут олицетворением современного арта... И интеллектуалы-искусствоведы забьются в экстазе от такого свободомыслия и художественной новизны.

Если в вагоне удается сесть, я открываю книгу и читаю. Если нет – смотрю в окно или на тех, кто меня окружает. И то и другое замечательные и весьма познавательные занятия. Мне нравится рассматривать попутчиков и попутчиц в неверном свете голубоватых ламп или в мелькающих лучах солнца на Филевской линии... Я смотрю на себя в отражении в вагонном окне, и оно, став кривым зеркалом, превращает мою голову в голову-ластик... Смотрю на бегущую строку на табло в вагоне – его заело... Оно раз за разом выдает одну и ту же смешную нелепицу: «Готовим помощников машаши рабовской готаааа звонааа».

Я люблю московское метро. И этого не объяснить.

Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!

Читайте также
Share
0
Комментарии (0)
Где это?
Что попробовать на улицах Стамбула?